video-trainings.ru

Слова «измена» и «предательство» в современном языке негативно окрашены. Мы их произносим, а на ум приходят неприятнейшие из сценариев: любовные и супружеские измены, предательство друзей, партнеров, измена по моральному праву, государственное, религиозное отступничество и многое другое. Мы этого избегаем и строго осуждаем.

Самая, наверное, распространенная идея об измене в психотерапии — это непременно возникающая у пациента фантазия оставить одного психотерапевта ради другого — того, который будет соответствовать идеальным ожиданиям и удовлетворять ранние потребности в любви и принятии. Иногда эта фантазия трансформируется в задумку вообще оставить психоанализ на середине пути, стерев таким образом из сознания новое понимание. Немаловажно помнить, что при этом внутри человека одновременно существует и параллельное желание: чтобы все сложилось удачно для продолжения развивающей работы.

В свете вышеперечисленного нам не сразу на ум придут такие понятия, как сомнение, исследование, трансформация, которые также ассоциируются с изменой, но воспринимаются уже в позитивном и конструктивном ключе.

Однако и это не стало концом истории. Перевести такую вещь близко к оригиналу оказалось невозможным, ее необходимо было создать заново ⓘНа русский переводы сделали Бонч-Осмоловская Т., В. Кислова, А.Захаревич. Текст снова был изменен. Предателем на этот раз выступил Умберто Эко, чья версия может считаться отдельным самостоятельным произведением. Понимая это, он отметил:

Профессор Фулвио Маццакане, психиатр и психоаналитик, приводил однажды на одной из своих лекций такой пример: не зря итальянцы говорят tradurre e tradire — «перевод есть предательство». И по всей вероятности, трудности перевода и состоят в первую очередь в том, чтобы набраться смелости и расстаться с частью смыслов, которые невозможно передать на другом языке или вплести в канву другой культурной традиции.

Возвращаясь к вопросу о том, как же обнаружить ту грань, которая позволяет понимать, что мы не изменяем, а изменяемся, нужно сказать следующее: изменение всегда сопровождается процессом горевания. С момента рождения нас сопровождают расставания: мы развиваемся, прощаясь с кем-то или чем-то, и опыт здоровых расставаний дает нам возможность, трепетно оберегая наследие и принимая законы жизни, справляться с последующими утратами. Тогда как, напротив, в центре феномена измены находится желание разрушения, тайны и быстрого удовлетворения. Опыт психоаналитических отношений позволяет перевести измену из ранга все разрушающей на своем пути стихии в категорию разумного выбора и принятия его последствий, что является признаком здоровых отношений.

В ситуации психоанализа ведется постоянный поиск баланса между стремлением быть верным исконному высказыванию и той устремленной в будущее смысловой развертке, к которой оба участника процесса могут быть готовы к определенному часу. Так, например, клиент, безапелляционно уверенный в, казалось бы, безобидной истине, что «семья важнее всего», в ходе работы открывает, что, выбирая данное убеждение, он изменяет себе. Его верность семье приобретает вредоносный характер и служит патологическим убежищем и, хотя и защищает его от чувства уязвимости в новых жизненных обстоятельствах, все-таки сдерживает развитие. Важно понимать, что на самом деле не сама семья является сдерживающим фактором, а всего лишь убеждение, и нужен определенный навык, чтобы допустить мысль об изменении точки зрения.

Наблюдать эту внутреннюю драму с большей или меньшей степенью доступности можно, пожалуй, только в психотерапевтической ситуации. Здесь для этого есть пространство и время, стабильные и безопасные условия и чистый лист каждой отдельной сессии. На этом листе и происходит попытка совершить перевод с «изначального» на «современный», сопровождающаяся последовательным созданием понятного только двоим — психотерапевту и пациенту — языка символов, который позволяет интерпретировать и обогащать реальность пациента.

Важная характеристика измены: ее может совершить только человек глубоко значимый, близкий, дорогой. Тот, кому безусловно доверяешь как самому себе. Все эти персонажи — Брут, Люцифер, Иуда — многое значили для тех, кого предали, и были жестоко за это наказаны в девятом круге ада Данте Алигьери.

Двойственные чувства также вызывает и тот факт, что в психоаналитической ситуации от пациента требуется быть максимально открытым в то время, когда больше всего на свете ему хочется спрятаться и убежать. В этот момент он может ощущать себя предателем по отношению то к одной, то к другой своей части, и пока не будет достигнуто новое понимание и не произойдет интеграция, и психотерапевт, и клиент будут вынуждены работать под обстрелом сопротивленияⓘО сопротивлении: психоаналитик У. Бион, разрабатывая свою психоаналитическую концепцию, говорил о способности символизировать под обстрелом — обстрелом разнообразных эмоциональных стимулов и возникающих в ответ реакций – т.е. сохранять способность мыслить, когда хочется сбежать или отреагировать. Это достигается с помощью функции символизации, когда разум совершенствуется путем добавления новых, выносимых стимулов, с помощью которых человек научается приспосабливаться к неизвестному и в дальнейшем уже более конструктивно усложнять реальность., всеми силами стараясь сохранить способность творчески мыслить.

Иногда мы относимся к измене даже хуже, чем к убийству. Ведь отнять чью-то жизнь можно по неосторожности или в состоянии аффекта, а предательство по большей части — заранее планируемая вещь.

Кроме речевых и смысловых предательств, сопровождающих нас на пути развития, психоанализу, как и жизни, свойственны и другие.

Еще один парадокс заключается в том, что, по мнению многих, прошедших психоанализ, это один из самых ярких опытов и, возможно, пример самых близких отношений доверия и понимания, которые могут встретиться на жизненном пути. Однако это отношения за деньги. И это не может не вызывать сильнейшего замешательства со стороны клиента и требует деликатной работы со стороны психотерапевта.

Феномен измены напрямую связан с нарушением верности, буквально «вероломством». Это может быть крах веры в человека — друга, партнера, любимого — или веры в абстрактные концепции, ранее наполнявшие жизнь смыслом, а теперь бесполезные. В этом случае мы наблюдаем смену религиозных взглядов, выбор другой общественной системы, приверженность иным убеждениям.

Верность в любом переводе заключается вовсе не в том, чтобы быть максимально точным, а в том, чтобы понять правила игры и, соблюдая их, затем сыграть новую игру и новый кон.

Джордано Бруно, Галилей, Эйнштейн… Убрав из центра Вселенной человека, Галилей изменил церкви, но при этом изменил и само общество. Наш современник Стив Джобс изменил покупателю: предположив, что тот на самом деле не знает, чего хочет, он совершил один из величайших переворотов в понимании самой сути маркетинга.

Часто в отношениях, даже будучи верными моральным нормам и социальным конвенциям, мы все равно испытываем дискомфорт, нас влечет к тайне: появляется то самое чувство, что мы делаем что-то неправильное или постыдное, что те или иные наши поступки приведут к разрушению доверия, хотя и продиктованы самыми лучшими побуждениями. Это амбивалентное и парадоксальное ощущение будит тревогу и мешает сделать те или иные выборы в жизни. И правда, нам порой сложно обнаружить ту ясную грань, которая позволяет понимать, что мы не изменяем, а изменяемся.

1) вручать что-то врагу путем обмана;

Такая символическая встреча двух выдающихся умов и великих текстов была бы невозможна, если бы в самом начале обоими участниками не допускалась бы вероятность измены как готовности пойти против веры в нерушимое, оставить старое ради создания нового. Это ли не признание законов жизни и мужество при встрече с утратой первоначальных значений?

Удивительным примером такой символической измены изначальному смыслу, по мнению Маццакане, является перевод на итальянский язык «Упражнений в стилистике» французского писателя Раймона Кено, выполненный Умберто Эко.

2) передавать по наследству.

Обложка: Амадео Модильяни / La Tete Rouge (1915)

Эту работу можно было бы сравнить с переводческой деятельностью, переводом с языка одной психической вселенной на язык другой, при котором что-то оказывается доступно нашему пониманию, а что-то становится навсегда утраченным. Учитывая, насколько вселенные бессознательного огромны, удивительно, как мы вообще обрели способность продуктивно общаться. Может, мы получили этот шанс только благодаря тому, что с самого рождения участвуем в бесчисленном круговороте больших и маленьких речевых и смысловых предательств, сопровождающих наши попытки понять друг друга. И эти измены не убивают нас, а развивают.

При любой глубокой встрече, будь то встреча родителя и ребенка, союз влюбленных, узы давних друзей, тандем начальника и подчиненного, и даже весьма специфические отношения главы государства и народа — в любой встрече заложен потенциал к доверию и предательству, шанс обрести веру во что-то и расстаться с ней. И эти психические процессы происходят независимо от того, какие реальные персонажи наполняют нашу жизнь.

И хотя при переводе благодаря союзу двух языков, культур или способов мышления всегда приобретается нечто третье, что-то при этом безвозвратно утрачивается.

Напоследок необходимо отметить еще одно важное противоречие психоанализа. В психотерапии возможно достичь очень высокого градуса психического взаимодействия и значительного уровня понимания и доверия, так, что даже может возникнуть фантазия об исключительности и эксклюзивности этих отношений. Однако не только каждая отдельная сессия подходит к концу и приходит другой клиент, но иногда и сам психоанализ (о, ужас!) заканчивается и приходится расставаться. И тогда мы понимаем, что всегда знали правила этой игры, и сама игра велась лишь с одной целью — исследовать и близко рассмотреть мельчайшие детали взаимодействия аналитической пары психотерапевт-клиент, являющейся отражением психической вселенной клиента.

Все эти примеры о сомнении, изменении и, конечно, отступничестве, но также о смелости и риске, которые ведут к изменению способов мышления и новой организации жизни.

И в жизни, и в психотерапии, переживая большие и маленькие предательства, считаясь с изначальным, но не следуя этому исступленно, мы постепенно становимся самими собой, лучше подготовленными к новым встречам, новому интересному опыту и тем рискам, которые он несет. Добившись такого понимания, в конце концов можно с удивлением обнаружить, что после всего пережитого перед нами вдруг открываются новые горизонты и становятся доступны следующие уровни игры-реальности.

Когда в результате психотерапии у пациента появляется способность одновременного обращения к внутрипсихическим функциям наблюдательности, памяти и внимания, подкрепленная возможностью выдерживать сомнение и неопределенность, тогда можно говорить о том, что достигнуты условия для развития мышления и повышения качества творческого взаимодействия с людьми. В чем-то это схоже все с той же переводческой деятельностью: в психотерапии мы не дословно передаем смысл, а обучаемся навыку «сказать почти то же самое», но другими словами. И это «почти» создает необходимое пространство для новых смысловых примыканий, развития коммуникации и обогащения восприятия.

Измена даже может не требовать наличия субъекта измены. Необязательно изменять, чтобы быть обвиненным. Можно вообще ничего не предпринимать, достаточно не соответствовать ожиданиям партнера или его представлению об «идеальном и нерушимом контракте».

И, конечно, всем нам трудно смириться с тем, что наши любимые люди не принадлежат нам полностью, не придерживаются наших взглядов. Даже если они и принадлежат нам, как мы думаем, нас все равно атакуют подозрения и фантазии, в которых мы уже оставлены ими, обмануты или преданы, хотя в реальности это совсем не так. Мысли эти невыносимы, поэтому мы стремимся найти в поведении близких подтверждение своих подозрений. Неудивительно, что иногда мы эти «доказательства» находим в том неизбежном разыгрывании, которое нам предлагает жизнь.

Tradurre e tradire — «перевод это предательство».  В итальянском «перевод» — tradurre, «предательство» — tradire, «измена» — tradimento, где лат. корень tra-dere имеет два значения:

Кено написал небольшой текст о тривиальном случае из жизни — встрече с незнакомцем в транспорте, а потом — на вокзале. Необыкновенность задумки состояла в том, что он взялся описать эту ситуацию 90 различными способами: в жанре детектива, эротики, фэнтези, как официальное письмо, как метафору, как сон и т.д. А в одном из отрывков он просто не использовал гласную «e». Много раз Кено трансформировал короткий миг восприятия в заданных самому себе рамках. Отступаясь от исходного, он предавал и предавал первоначальное значение, но к финалу достиг небывалой глубины осмысления момента.

Не только пациент ощущает парадоксальность психотерапии. Психотерапевт также испытывает смешанные чувства. Будучи верен интересам клиента, он на время работы отстраняется от своих убеждений и ценностей, составляющих основу его мировоззрения. Хотя и ненадолго, но в этот момент он тоже изменяет своему «Я».

Где, как вы думаете, работают самые прожженные изменщики? Среди переводчиков. Планируя что-либо перевести с одного языка на другой, мы сразу задумываем и преступление. Пропуская нечто через свою систему мышления, мы записываемся в предатели уже лишь потому, что, хотя и с благими целями, но все же желаем навсегда изменить некоторое первоначальное состояние какого-либо сообщения.

Становясь участниками этой драмы, мы снова теряем способность видеть всю картину целиком и даже понятия не имеем, насколько обширную психическую работу проделываем ежедневно, сталкиваясь друг с другом в обычных жизненных обстоятельствах, не говоря уже о кризисных.

В ходе психоанализа участники не один раз изменяют друг другу и самим себе и при этом не выходят из отношений, которые, несмотря ни на что, продолжаются. Именно это позволяет пациенту в итоге найти точки опоры и свободно по окончании психотерапии смотреть на себя со стороны, очистив восприятие от ослепляющих эмоций.

Более того, наше восприятие вводит нас в заблуждение: мы продолжаем рассматривать любое общение однобоко — либо с точки зрения телесного (секс), либо — только эмоционального (ревность, обида), либо — рационально (что мы об этом думаем). Когда мы полагаем, что в состоянии охватить вниманием работу всех трех систем, мы считаем, что наконец-то стали осознанны. Однако реальность постоянно вносит свои коррективы, бомбардируя нас новыми раздражителями. Поддаваясь тому или иному стимулу внешней или внутренней реальности, мы слишком быстро реагируем; больше действуем, чем мыслим; искусно повторяемся и скорее разыгрываем старые пьесы, чем создаем новые.